- Банни, - зовёт его Котетсу мягко и осторожно, - Банни, - его голос становится тише и неувереннее. С одной стороны, будить совсем не хочется, а с другой, ну разве это дело – на стуле спать? Неудобно, нехорошо. Котетсу забирает из ослабевших пальцев компьютерную мышь, на всякий случай сохраняет адреса страниц. А то ведь потом раскричится, глупый кролик. Котетсу не уверен, можно ли ему вмешиваться в личные дела Банни, – а сайты Интернета всё-таки относятся к графе «личное», как ни крути, - потому что на этом последние дни замешаны все их ссоры. Впрочем, ссориться Барнаби может начать по любому поводу, и все эти поводы обзываются одинаково: "Просто не лезь, ладно?" - говорит Банни, усталый, раздражённый и с глубокими тенями под глазами, даже если Котетсу просто путает их кружки. Сначала он думал, что Банни не любит есть и пить из чужой посуды – в этом всё дело. Котетсу встречал раньше таких людей. Это не значило, что ты им не нравишься или нечто подобное, просто они действительно не переносят, если к их еде или всяким сопутствующим предметам кто-то прикасается. Без личностных аспектов. А сам Котетсу никогда такому значения не придавал, он легко мог съесть одно яблоко на двоих или разделить высокий стакан ледяной колы.
Конечно, Котетсу знал о том, что характеры и пункты у всех разные. И он был к этому готов, когда предлагал Барнаби жить вместе. И теперь не собирался жаловаться, хоть их проблемы и вышли далеко за пределы случайно облапанных чужих кружек. Поэтому он постарался на страницы не смотреть, а сосредоточиться на электронных меню, хоть Барнаби и спал, похоже, а потому не мог оценить поведение Тигра по достоинству. Через пару минут тихий гул процессора стих, монитор погас, а Барнаби так и не очнулся. Котетсу касается губами его светлых волос – кажется, это называется "смешивать приятное с полезным": Тигр пытается одновременно понять, влетит ли ему за самоуправство, или Банни спит достаточно крепко, и вместе с тем – просто хочет поцеловать, без особых оговорок. С каждой секундой ему всё больше кажется, что первая мысль служит обычным оправданием, а вторая – знакомой причиной.
Котетсу подхватывает Банни на руки одним быстрым движением и немедленно зажмуривается, ожидая маленького Апокалипсиса, но Барнаби действительно устал и, похоже, ему всё равно. Он инстинктивно склоняет голову на грудь Котетсу, шепчет что-то тихо и коротко, но потом затихает. «Не чувствую от тебя опасности», - сказал ему Банни однажды, - «То есть, совсем». Котетсу было бы легче, заяви Барнаби что-нибудь более веское, вроде «С тобой чувствую себя в безопасности», - тогда Тигр мог думать, что никуда Банни от него не денется и не сбежит, и всё будет у них в порядке. Но просто «Не чувствовать от тебя опасности» - это всё же иначе немного, вроде как и не твоя вовсе заслуга, а просто так получилось. Много ума здесь не надо, и защита твоя не нужна. Как если бы тебя с мягкой детской игрушкой сравнили, и вовсе не с плюшевым грозным тигром, который может охранять и отгонять кошмары, а с кем-то мелким и бесполезным – с Твитти, например, который симпатичен, конечно, но рядом обычно лишь для антуража, и ещё потому, что подушка неудобная.
Каеде Твитти выбросила, когда ей пять лет исполнилось. Сказала, что не маленькая. Попросила велосипед. Скоро Банни тоже вырастет, и не нужен ему будет глупый старый Тигр. С ребятами из HeroTV подружится и больше не будет дежурными вежливыми фразами отгораживаться. Девушку встретит. Он и сейчас уже далеко-далеко, не понять даже, почему всё ещё не вернулся в свой дом. Если совсем по правде, то Котетсу надеялся, что интереса Барнаби хотя бы на пару лет хватит. И всё же, то, что происходит сейчас – неправильно. Если Банни и надоели их отношения, и сам Котетсу надоел, то недовольство явно на что-то другое, более тёмное и глубокое наложилось. Иначе Тигр это раздражение нелепое, беспричинное, не мог объяснить. А только попытаешься нос сунуть и разведать – ураган Катрина лёгким весенним дуновением покажется. И вот как теперь? Котетсу же не мастер речи болтать. В смысле – болтать-то как раз мастер, да только не по делу. Может иногда момент подловить и сказать что-то правильное да нужное, но с Банни такое не проходит. Только и остаётся, что своим теплом пытаться греть и присутствие рядом предлагать.
- И вовсе я не спал, - качает головой Барнаби, стоит только уложить его на кровати.
- Спал, как крольчонок Тампер после салок с Бэмби, - поддразнивает его Котетсу. И, демонстрируя чудеса проницательности, спрашивает: - Одеяло холодное, да?
Барнаби бросает недовольный взгляд на покрывало – вообще-то, Котетсу попал в цель. Банни разбудил холод.
- Мои файлы, - тревожно говорит он, пытаясь встать. Котетсу дурашливо перехватывает его, обнимает, тянет подальше от края постели, чтобы добраться туда у Барнаби сразу не получилось.
- Да сохранил я твоё порно, сохранил. Честное слово.
- Хватит нести чушь, пожалуйста, - возмущается Барнаби, отводя взгляд. Ему нечего смущаться, абсолютно, и не было там никакого порно, там были нужные, важные документы, газетные статьи и криминальные сводки, а вовсе не… такое! - Не приписывай мне своих грязных увлечений.
И тогда Котетсу целует его, очарованный хорошим впервые за последние пару недель настроением Банни. Облизывает лицо, дрожащие веки, губы. Котетсу говорит:
- И вовсе они не грязные.
А Барнаби отвечает:
- Вот только без этого. Не хочу подробностей, - и сам целует его.
- Крольчонок ревнует? – с надеждой уточняет Котетсу, когда Барнаби кусает его.
- Я не ребёнок, не надо говорить обо мне в третьем лице каждый раз, когда ты считаешь, что мы заходим на опасную территорию, - говорит Банни. Он читал в каких-то педагогических книгах, что именно так поступают хорошие родители. «Моей девочке больно?» «Мой мальчик хочет рассказать, что случилось в школе?» Кажется, его мама тоже использовала это. Но точно не помнит.
Его мама. И отец.
Барнаби осторожно упирается ладонями в грудь Котетсу, не столько отталкивая, сколько просто обозначая своё желание вывернуться из-под него. Он хочет вернуться к монитору, хочет посмотреть страницы ещё раз. Кажется, на последней десятке впал в какое-то полусонное забытье и кликал мышью бездумно, не пытаясь вчитываться в рябящие перед глазами строки.
Непростительная беспечность. Вот почему он не может найти зацепки по Уроборосу. Ему не хватает самоконтроля. Он слишком легко отвлекается и забывает о цели. Это можно было понять, когда Барнаби находился в полной уверенности, что виновники наказаны. Его жажда мести притупилась, насытилась и свернулась в груди наконец-то угомонившимся, хоть и изредка выпускающим когти клубком. Но теперь всё изменилось. Слова Маверика были предельно ясны. Барнаби так и не узнал, что произошло в ту ночь, и человека, превратившего его жизнь в небольшой персональный ад, не собственными руками убил. То есть, он был согласен на то, чтобы Маверик гнил в тюрьме, - в сознании или без, неважно. Он должен был получить пожизненный срок и никогда больше не увидеть света. Также, как Барнаби не видел, пока не появился Котетсу и силком не выволок его под жгучее солнце.
Маверик не должен был умереть.
- Мне надо… - рассеянно говорит Барнаби, когда что-то мешает ему встать. Всеми своими мыслями он уже там, в размытых задокументированных строках, протоколах задержаний и судебных приказах, но где-то на грани сознания он ещё понимает, что единственной помехой на его пути может быть Котетсу. Банни рефлекторно пытается высвободить руку, но внимания происходящему не уделяет – он чувствует присутствие Тигра, и пусть Тигр трогает его, пусть он даже сжимает его запястье почти до боли, – в этом нет абсолютно никакой опасности, и это значит, что отвлекаться на него ни к чему.
Ни к чему?
- Ты с ума сошёл? – повышает голос Барнаби скорее от удивления, чем от раздражения, когда его, уже вставшего и готового вернуться к столу, опрокидывают назад нагло и без всякого предупреждения.
- Я в своём уме, а вот ты меня пугаешь, - серьёзно говорит Котетсу. Он прижимает Банни к себе тесно-тесно и говорит: - Не пущу. Кричи, сколько хочешь. Но я бы на твоём месте воспользовался случаем и поспал.
- Мы же договорились, - говорит Барнаби. Что бы там ни болтал старик, он не собирается кричать. Они же взрослые люди, в конце концов. Главное – не забывать об этом. – Ты не лезешь в это.
Он хочет остановиться на этой фразе, он чувствует всем своим существом, что должен остановиться, но зачем-то продолжает, слушая самого себя будто со стороны. Барнаби говорит:
- Послушай, чего ты хочешь от меня? Скажи, чего ты хочешь? Потому что я не понимаю.
Даже эта фраза. На ней ещё не поздно было остановиться. Банни всё ещё помнит. Помнит про взрослых людей. Наверное, ему действительно стоит поспать. Слова остаются пустыми оболочками, Барнаби не пытается заполнять их смыслом, эмоциями или значениями, но ведь должна быть причина – почему именно эти слова, сложенные именно в такой последовательности?
В конечном итоге, Барнаби правда не понимает. Он не понимает, чего Котетсу хочет от него. Не понимает, зачем Котетсу живёт с ним. Барнаби вспоминает свою большую квартиру, в которой он всегда оставался один - это было правильным решением, в глубине души Банни не сомневался в этом ни секунды своего существования. Он не умел жить с кем-то, он не умел взаимодействовать, если говорить о социопсихологических концепциях.
"Знаешь, если честно, я думала, ты совсем другой..." - сказала ему на утро после проведённой вместе ночи председатель фан-клуба имени Барнаби Брукса, одна из самых первых поклонниц Банни в качестве героя. Она была разочарована. И, - да, - это было ожидаемо. Барнаби знал, как вести себя на публике, он знал, как следует обращаться с незнакомыми девушками, которые просят подержать его за руку, сфотографироваться рядом с ним и расписаться на футболке. Он даже мог представить, как должен реагировать на коллег по работе. Все эти связи – с кем-то ярче и прочнее, с кем-то – оборачивающиеся тонкой паутиной равнодушия, - Барнаби мог видеть их, мог просчитать их.
Но он абсолютно не представлял, как вести себя с человеком наедине, тем более - с любимым человеком. Все вопросы Банни решал с помощью однажды найденного верного средства – секса. Но то ли с Котетсу было что-то не то, то ли действительно сказывался возраст, но Тигр хотел говорить с ним. То есть, он не был против секса, но разговоры тоже должны быть в наличии. Что самое страшное, он хотел, чтобы Барнаби ему отвечал. И, кажется, хотел ещё чего-то помимо секса и даже разговоров, чего-то, что было совсем вне понимания Банни. Чего-то неуловимого, как древнегреческий эфир.
- Я не понимаю, - повторяет Барнаби. Он мысленно делает пометки, на какой сервер должен будет зайти, какие ссылки проверить. Но, наверное, в целом это всё-таки может подождать, потому что Тигр грустит, он точно грустит – Барнаби чувствует на уровне инстинкта, и это совсем не вписывается в его потенциальные возможности, данные от природы, это – нечто приобретённое. Умение чувствовать Котетсу, пусть даже умение кривое, глупое и неуклюжее, словно не способное вырасти полностью, уже рождённое таким негармоничным и некрасивым.
Барнаби целует Котетсу долго и медленно, и очень ласково, потому что его действительно хочется ласкать, обнимать и облизывать. Удовлетворённо кивает, заслышав первый дрожащий стон и сбившийся ритм дыхания.
- Я думаю, что ты тоже не понимаешь, - говорит Барнаби задумчиво, - Потому что это не твоя боль и не твоя печаль, - и Котетсу хочет сказать ему что-то, ответить, но Банни так устал, так безумно устал от всего этого, и от бесконечных споров в том числе. Просто выключите свет, выключите этот яркий свет, дайте пару подушек и тёплого Тигра под бок, и всё будет нормально, - Я ведь говорил. Не хочу… подробностей. Никаких подробностей. Мне кажется, у меня вот здесь, - он касается кончиками пальцев виска, отводит взгляд, расстёгивает тёмно-серую рубашку Котетсу, - …всего так много. Слишком много. И всё перепутано. Мне кажется, - повторяет он, - Если ты добавишь ещё какую-то деталь, я не смогу поставить её на нужное место, и это будет плохо. И дело не только в том, о чём ты думаешь. Правда.
Котетсу целует его ладони. Его запястья. Кожу на шее и ключицы.
- Ты не знаешь, о чём я думаю, - говорит он, лаская Барнаби взглядом, - Но это ничего не значит. Ничего плохого.
- Да ладно, - Банни легко толкает его в плечо, - Я знаю.
- Нет, - улыбается Тигр и берёт в руки его лицо, - Не знаешь.
Банни вздыхает и смотрит на него. Его ресницы слиплись от влаги.
- Я думаю: вдруг это не правда? Всё это. Он мёртв, и от него ничего не осталось. Я даже не могу съездить в тюрьму, увидеть его, убедиться, что он там, а я – здесь, и ты тоже, и всё закончилось… более-менее удачно. Я… очень смутно, ускользающими образами, штрихами, но я, кажется, помню другого Тигра. Он носит красные рубашки и чёрный жилет. Если его разозлить, он показывает язык, а потом на мгновение обнажает зубы. Или, - Барнаби обнимает его, касается лбом обнажённой груди, - Или я всё путаю, и это тоже ты? Или путаю, и это кто-то третий? Маверик всегда любил красное и чёрное. Наверное, это наложилось на созданные им воспоминания. Но его нет, и мне не у кого спросить.
Их ссора на прошлой неделе, когда Банни устроил грандиозный разнос, обнаружив в вещах Котетсу какую-то красную шмотку с тигриными чёрными полосками по бокам. Этот момент предстаёт теперь в совсем другом свете, в нём появляется другой смысл, открывается второе дно.
А ещё Котетсу безумно ревнует. Он не представляет, что там ещё мог надумать и вложить в свою подделку Маверик. Котетсу чувствует себя безмерно глупо, но не может удержать вопроса:
- Каким он был?
По интонациям Банни Котетсу надеется отыскать ответ. Но Барнаби не может сказать ему чего-то определённого. Он не помнит лица, но в тот период это не вызывало тревоги, каким-то непостижимым образом мысли не затрагивали данный аспект. Тигр был константой, непреложной истиной, он просто существовал, и когда Банни думал о нём, память подбрасывала какие-то отдельные фрагменты: сигаретный дым, огонь на ладони. Выточенная из рубинового камня радужка глаз с алыми всполохами внутри. Может ли быть так, что Банни сам придумал себе такого Котетсу? С другой стороны, его осторожные расспросы остальных показали, что они тоже помнили Тигра примерно таким.
Тёмного Тигра.
- Я не помню, - качает головой Барнаби, - Действительно не помню. Это на уровне ощущений. Слишком невнятно.
- Вспоминай, - говорит Котетсу твёрдо и настойчиво, - Что он с тобой делал, Банни? Что ты делал с ним?
Барнаби требуется некоторое время, чтобы понять, какой именно момент их отношений Котетсу имеет в виду. Это сбивает качественнее, чем обвинения в просмотре сетевой порнографии. Банни чувствует, как обжигает щёки, и рявкает:
- Ты точно спятил, старик! Ничего такого совершенно точно не было! – он замирает на неуловимую долю секунды, увлечённый внезапно вспыхнувшим образом, и закрывает руками лицо, - О, господи. Нет, нет, ничего не было, не могло быть. Я надеюсь. Это стало бы апофеозом странности. Лучше просто забыть об этом совсем.
- Нет, - тянет Котетсу, толкая его в грудь, так, что Барнаби теряет равновесие и падает в ворох подушек, - Расскажи мне, - он подминает Банни под себя, пресекая все попытки выбраться, - Расскажи мне, - повторяет Котетсу. В его тёплых янтарных глазах таится тень, - Где это было? Что он говорил тебе?
Барнаби хочет закричать, что ничего, чёрт возьми, не было – во всяком случае, уж точно не в реальности, и Маверик не мог вплести в ткань памяти подобное. Неужели Банни сам достроил картинку таким извращённым способом? Разумеется, он был влюблён, он хотел всего, что Тигр – реальный или фальшивый, - мог ему дать, но даже эта спасительная, всё объясняющая и оправдывающая мысль не способна отрезвить Барнаби теперь, когда от неожиданно прямого вопроса на него хлынул поток смутных ассоциаций, представлений, почти кадров из прошлого, которого нет.
- Существует только один Тигр, - говорит ему Котетсу здесь и сейчас, - И с этого момента он терпеть не может чёрно-красное, - откидывает с лица Барнаби чёлку, убирает её назад, касается губами лба, - Я понятия не имею, что ты себе напридумывал, Кролик, и какие там были декорации: переполненный вагон метро, где невозможно двинуться и всем плевать, кто кого зажимает в углу, или подворотня рядом с ночным клубом, и чем именно ты меня связывал, и как именно я тебя кусал, и что за грязные словечки ты от меня слышал. Это неважно, потому что в реальности всё может быть гораздо лучше.
- Иди к чёрту, - беспомощно говорит Банни, не зная, куда деваться под смеющимся ласковым взглядом. Как, как он угадал про общественный транспорт!? Вроде бы Барнаби никогда не демонстрировал заинтересованности и сохранял непроницаемое выражение лица, если выпадал случай проехаться от остановки до остановки, и даже слишком тесно к Котетсу старался не прижиматься, хоть и хотелось развернуть его к стене, обклеенной разными социальными рекламками, прижать крепко, чтобы не вырвался, и трогать везде-везде, гладить, царапать, - Ничего подобного.
- Вот блин, - легкомысленно отзывается Котетсу, - Даже не знаю, радоваться или огорчаться, - и он правда не знает, потому что оба варианта терзают и давят непомерной тяжестью, и с ума сходишь, думая, что Банни всякие-разные вещи вытворял с каким-то левым чуваком, который непонятно, откуда взялся и в какой туман так удачно свалил, который по недоразумению его, Тигра, место умудрился занять. И как-то не успокаивает тот факт, что чувака изначально не существовало. Красные рубашки, чёрные, видите ли, жилетки. Котетсу бы его растерзал, всего такого красивого, воображаемого и показывающего язык, чтобы мгновением позже оскал продемонстрировать. "Потому что, ублюдок ты чёрно-красный, моё это и только моё" - так думает Котетсу, целуя украдкой пряди светлых волос, и, наверное, что-то такое Банни в его настрое улавливает: вдруг грубее и нетерпеливее становится, ремень на брюках Котетсу настойчивее царапает. Только вот выглядит, как человек, думающей о чём-то постороннем, и это Тигра ранит и пугает.
- Ты уверен, что сохранил все файлы? – уточняет Барнаби, и Котетсу так теряется, что следующую минуту Банни может укладывать, усаживать и раздевать его, как безвольную красивую куколку. Как пожелает.
Не то, чтобы раньше он этого не мог.
- Котетсу, - зовёт его Барнаби. Целует уголок губ, скулу, останавливается у виска. Его тёплое дыхание ложится на кожу, - Я люблю тебя. И я знаю, что тебе не нравится моя… деятельность.
"Не нравится" - это ещё мягко сказано. Хорошо было бы покончить с Уроборосом, правда, с их гибелью исчезнет и львиная доля преступлений в городе, Котетсу уверен. Весьма вероятно, что не только в городе, но и по всему миру. И он, конечно, тоже хочет отыскать эту группировку, тоже хочет засадить их за решётку, просто… просто он мыслит, наверное, иначе, не как Банни. У него не получается возвести это в ранг приоритета, из-за которого не спишь по трое суток. Тигр живёт сегодняшним моментом, он не умеет что-то просчитывать. Здесь и сейчас он занят террористами, ворами, преступниками всех мастей, но Котетсу не привык разбираться в их тёмных делах, в их подельниках, мафиозных семьях, в которых они состоят, и прочем. Он просто отрубает головы гидре, чьё тело скрыто в тумане, и пока головы отрубаются успешно, Котетсу не видит причин паниковать. Для Барнаби Уроборос стал чем-то другим, гротескным и прошивающим все аспекты жизни насквозь. И Котетсу понимал, действительно понимал, но это не значило, что он был согласен с таким положением дел.
И, подождите… что-что Банни сказал?!
- Ты меня затискаешь, - слабо улыбается Барнаби, но с удовольствием терпит объятия, поцелуи и мурчащий счастливый шёпот на ухо. Разве раньше он, Банни, не признавался в любви?
Какое упущение.
- Котетсу, - настойчиво говорит Барнаби, и тот торопливо отвечает:
- Да сохранил я, сохранил!
Банни осторожно треплет его по волосам, как большую кошку, и кивает:
- Хорошо.
А потом кладёт голову на плечо Котетсу.
- Мне понравилось про метро и ночные клубы. Только потом, ладно? – просит Банни, оставляя ремень в покое. Это неправильно – лезть к Котетсу сейчас. Так не честно. Барнаби не должен цепляться за него каждый раз, когда ему плохо и хочется отыскать хоть немного душевного тепла.
Котетсу заслуживает лучшего.
Банни чувствует себя слабым и беспомощным, и запутавшимся, и погрязшим в вязкой, холодной, уже притупившейся тревоге, на смену которой приходит отстраненная затяжная депрессия – когда ты уже не хочешь вертеться неутомимым волчком, и у тебя нет сил на злость, и ярость, и раздражение, они все уже вышли, как порох из патрона. Ты просто хочешь лежать на краю мира, в тихом тёплом местечке, и сухом, – непременно сухом, потому что под дождём и по грязным лужам Барнаби с детства набегался, когда приставал ко взрослым важным прохожим со своими картинками.
На грани сна и яви он думает о том, что, наверное, ему действительно лучше уехать и не мучить ни Тигра, ни себя. В конечном итоге, никто не запрещает им просто встречаться. И Барнаби встречался бы с ним при любой удобной возможности, в те периоды, когда образы Маверика, Уробороса, Джейка и Тёмного Тигра, сплетаясь в единое безобразное чудовище, не заставляют биться как в лихорадке. Барнаби предпочитает, чтобы эту его сторону Котетсу не видел. Банни и так-то не подарок, но если в нём есть хоть что-то хорошее – пусть оно будет для Тигра, оберегает его от всего остального грязного и воспалённого, что есть в сознании Барнаби.
- Банни, - зовёт его Котетсу, и, наверное, у Барнаби дежа-вю: как и целую вечность назад, он снова дремлет, и Тигр снова произносит это глупое прозвище своим тихим чудесным голосом, и, наверное, опять подхватит на руки. Но вместо этого Котетсу приподнимает его, снимает рубашку, проверяет перевязь бинтов на груди – не повезло на последнем задании. Котетсу просит:
- Выпей, - и обещает: - Это вкусно, честное слово.
Барнаби в полусне касается языком гладкого края кружки. Ему хочется рассмотреть, чья она, но получается только бросить на Котетсу краткий взгляд из-под опущенных ресниц. Тигр принёс ему чай с какой-то незнакомой Барнаби травяной добавкой. Её вкус довольно горький, но перебивается другим, странной сладостью, не похожей на сахар или мёд. Впрочем, Барнаби и горький бы выпил – главное достоинство чая было в том, что он оказался горячим, ровно такой температуры, чтобы не обжигать, но ни градусом ниже. Банни делает несколько глотков, как хороший, послушный мальчик. Обнимает Котетсу за талию, кладёт голову ему на колени. Где-то на периферии сознания отмечает едва слышный звук поставленной на пол чашки. А потом Котетсу раздевает его до конца, потому что Банни терпеть не может спать в одежде. Вернее, просыпаться.
- Я люблю тебя, - говорит ему Тигр, и Барнаби не знает, что ответить: по какой-то непонятной причине признаваться самому было куда легче, чем принимать такие признания. Это неловко немного, словно ответный любезный жест, словно Тигр ему чем-то теперь обязан. Банни предпочел бы эти же слова в другом месте и в другое время, чтобы они не были связаны контекстом и ситуацией с его собственными, - И всё будет в порядке. Всё будет хорошо. Обещаю.
- Я сплю, - отвечает Банни, и это очень похоже на по-детски застенчивое «я в домике». Котетсу ложится на кровать, прижимает Барнаби к себе, и тот вздрагивает от прикосновения к горячей коже.
- Я люблю тебя, - повторяет Котетсу настойчиво и серьёзно, - Спи. Завтра в час пик мы идём кататься на поезде.
a hat full of bomb, a fist full of penis, and a head full of empty
это очень круто и атмосфера просто чудесная, и персонажи такие верибельные. даже темный Тигр, к которому я довольно скептически отношусь, здесь очень удачно вплелся. читать тяжело: не плане слов, с этим все замечательно, а в плане настроения - действительно чувствуется, что у персонажа проблемы и еще здесь совершенно очаровательный конец кланяюсь в ноги, автор
Ваша идея, конечно, безумна. Весь вопрос в том, достаточно ли она безумна, чтобы оказаться верной(с)
Это... это потрясающе. Характеры, стиль, образы, психология... Эту заявку легко можно исполнить на порядок ниже, но то, до каких вершин Вы подняли ее, просто исполнив, - удивительно. Несомненно точный и выверенный до последней запятой текст. Он такой... такой... Я просто в тихом восторге от него. Серьезная работа.
Ариола, замечательно, что Вы остались довольны. Где-то на середине текста у меня появилось стойкое ощущение, что я уже совсем не то и не о том пишу. Спасибо за чудесную заявку.
Гость 2011-10-18 в 17:27 Мне очень приятно. Спасибо за комментарий.
chuckless, благодарю за столь высокую оценку. Автор счастлив, что удалось достойно выписать как атмосферу, так и персонажей. Тёмный Тигр выпрыгнул из-за угла подкрался незаметно.
Ев.АнгеЛ.ина, право, я даже не знаю, что ответить на такой лестный отзыв. Спасибо большое. Радуюсь и горжусь. Цветы прекрасны.
.foRon, автор очень признателен Вам за комментарий. Мне это важно, честное слово.
I’m awake I’m alive! Now I know what I believe inside! Now it’s my time! I’ll do what I want ’cause this is my life here, right now! I’ll stand my ground and never back down!
I’m awake I’m alive! Now I know what I believe inside! Now it’s my time! I’ll do what I want ’cause this is my life here, right now! I’ll stand my ground and never back down!
Ев.АнгеЛ.ина, Я не знала, как выразить его К сожалению, я точно так же не могу найти слова, чтобы выразить свою признательность. Простое "спасибо" кажется мне недостаточным, но что ещё сказать? Спасибо, большое спасибо. Автор действительно очень польщён.
-Хочешь поцелую? Тебе приятно, а мне - не трудно *__*
Автор, вы вернули мне веру в аниме-фанфикшен. За что вам огромное спасибо! А за чудесный текст - отдельное спасибо! Конец, несмотря на ... некоторую обещанную после него пикантность очень тронул.
А что за тема с Темным Котетсу? Смотрела аниме, мангу не читала. Или это уже фаннонный факт - что он таки был Темным и человеком, а не просто черно-красным роботом?
Про Тёмного Котетсу автор писал, основываясь на том, как сам понимает логику способностей Маверика (в реальности, конечно, существует лишь один Тигр. Замена на некий фальшивый образ имела место лишь в сознании героев). "Тёмным" же он назван скорее для того, чтобы читателям было понятнее, о чём речь. Упоминание про красную рубашку и т.д. - да, действительно, дань фанону и прекрасным артам на эту тему.
Прошу простить, если ответ получился смазанным / не очень понятным.
-
-
18.10.2011 в 13:45Количество слов: 3688
***
- Банни, - зовёт его Котетсу мягко и осторожно, - Банни, - его голос становится тише и неувереннее. С одной стороны, будить совсем не хочется, а с другой, ну разве это дело – на стуле спать? Неудобно, нехорошо. Котетсу забирает из ослабевших пальцев компьютерную мышь, на всякий случай сохраняет адреса страниц. А то ведь потом раскричится, глупый кролик. Котетсу не уверен, можно ли ему вмешиваться в личные дела Банни, – а сайты Интернета всё-таки относятся к графе «личное», как ни крути, - потому что на этом последние дни замешаны все их ссоры. Впрочем, ссориться Барнаби может начать по любому поводу, и все эти поводы обзываются одинаково: "Просто не лезь, ладно?" - говорит Банни, усталый, раздражённый и с глубокими тенями под глазами, даже если Котетсу просто путает их кружки. Сначала он думал, что Банни не любит есть и пить из чужой посуды – в этом всё дело. Котетсу встречал раньше таких людей. Это не значило, что ты им не нравишься или нечто подобное, просто они действительно не переносят, если к их еде или всяким сопутствующим предметам кто-то прикасается. Без личностных аспектов. А сам Котетсу никогда такому значения не придавал, он легко мог съесть одно яблоко на двоих или разделить высокий стакан ледяной колы.
Конечно, Котетсу знал о том, что характеры и пункты у всех разные. И он был к этому готов, когда предлагал Барнаби жить вместе. И теперь не собирался жаловаться, хоть их проблемы и вышли далеко за пределы случайно облапанных чужих кружек. Поэтому он постарался на страницы не смотреть, а сосредоточиться на электронных меню, хоть Барнаби и спал, похоже, а потому не мог оценить поведение Тигра по достоинству. Через пару минут тихий гул процессора стих, монитор погас, а Барнаби так и не очнулся. Котетсу касается губами его светлых волос – кажется, это называется "смешивать приятное с полезным": Тигр пытается одновременно понять, влетит ли ему за самоуправство, или Банни спит достаточно крепко, и вместе с тем – просто хочет поцеловать, без особых оговорок. С каждой секундой ему всё больше кажется, что первая мысль служит обычным оправданием, а вторая – знакомой причиной.
Котетсу подхватывает Банни на руки одним быстрым движением и немедленно зажмуривается, ожидая маленького Апокалипсиса, но Барнаби действительно устал и, похоже, ему всё равно. Он инстинктивно склоняет голову на грудь Котетсу, шепчет что-то тихо и коротко, но потом затихает. «Не чувствую от тебя опасности», - сказал ему Банни однажды, - «То есть, совсем». Котетсу было бы легче, заяви Барнаби что-нибудь более веское, вроде «С тобой чувствую себя в безопасности», - тогда Тигр мог думать, что никуда Банни от него не денется и не сбежит, и всё будет у них в порядке. Но просто «Не чувствовать от тебя опасности» - это всё же иначе немного, вроде как и не твоя вовсе заслуга, а просто так получилось. Много ума здесь не надо, и защита твоя не нужна. Как если бы тебя с мягкой детской игрушкой сравнили, и вовсе не с плюшевым грозным тигром, который может охранять и отгонять кошмары, а с кем-то мелким и бесполезным – с Твитти, например, который симпатичен, конечно, но рядом обычно лишь для антуража, и ещё потому, что подушка неудобная.
Каеде Твитти выбросила, когда ей пять лет исполнилось. Сказала, что не маленькая. Попросила велосипед. Скоро Банни тоже вырастет, и не нужен ему будет глупый старый Тигр. С ребятами из HeroTV подружится и больше не будет дежурными вежливыми фразами отгораживаться. Девушку встретит. Он и сейчас уже далеко-далеко, не понять даже, почему всё ещё не вернулся в свой дом. Если совсем по правде, то Котетсу надеялся, что интереса Барнаби хотя бы на пару лет хватит. И всё же, то, что происходит сейчас – неправильно. Если Банни и надоели их отношения, и сам Котетсу надоел, то недовольство явно на что-то другое, более тёмное и глубокое наложилось. Иначе Тигр это раздражение нелепое, беспричинное, не мог объяснить. А только попытаешься нос сунуть и разведать – ураган Катрина лёгким весенним дуновением покажется. И вот как теперь? Котетсу же не мастер речи болтать. В смысле – болтать-то как раз мастер, да только не по делу. Может иногда момент подловить и сказать что-то правильное да нужное, но с Банни такое не проходит. Только и остаётся, что своим теплом пытаться греть и присутствие рядом предлагать.
- И вовсе я не спал, - качает головой Барнаби, стоит только уложить его на кровати.
- Спал, как крольчонок Тампер после салок с Бэмби, - поддразнивает его Котетсу. И, демонстрируя чудеса проницательности, спрашивает: - Одеяло холодное, да?
Барнаби бросает недовольный взгляд на покрывало – вообще-то, Котетсу попал в цель. Банни разбудил холод.
- Мои файлы, - тревожно говорит он, пытаясь встать. Котетсу дурашливо перехватывает его, обнимает, тянет подальше от края постели, чтобы добраться туда у Барнаби сразу не получилось.
- Да сохранил я твоё порно, сохранил. Честное слово.
- Хватит нести чушь, пожалуйста, - возмущается Барнаби, отводя взгляд. Ему нечего смущаться, абсолютно, и не было там никакого порно, там были нужные, важные документы, газетные статьи и криминальные сводки, а вовсе не… такое! - Не приписывай мне своих грязных увлечений.
И тогда Котетсу целует его, очарованный хорошим впервые за последние пару недель настроением Банни. Облизывает лицо, дрожащие веки, губы. Котетсу говорит:
- И вовсе они не грязные.
А Барнаби отвечает:
- Вот только без этого. Не хочу подробностей, - и сам целует его.
- Крольчонок ревнует? – с надеждой уточняет Котетсу, когда Барнаби кусает его.
- Я не ребёнок, не надо говорить обо мне в третьем лице каждый раз, когда ты считаешь, что мы заходим на опасную территорию, - говорит Банни. Он читал в каких-то педагогических книгах, что именно так поступают хорошие родители. «Моей девочке больно?» «Мой мальчик хочет рассказать, что случилось в школе?» Кажется, его мама тоже использовала это. Но точно не помнит.
Его мама. И отец.
Барнаби осторожно упирается ладонями в грудь Котетсу, не столько отталкивая, сколько просто обозначая своё желание вывернуться из-под него. Он хочет вернуться к монитору, хочет посмотреть страницы ещё раз. Кажется, на последней десятке впал в какое-то полусонное забытье и кликал мышью бездумно, не пытаясь вчитываться в рябящие перед глазами строки.
Непростительная беспечность. Вот почему он не может найти зацепки по Уроборосу. Ему не хватает самоконтроля. Он слишком легко отвлекается и забывает о цели. Это можно было понять, когда Барнаби находился в полной уверенности, что виновники наказаны. Его жажда мести притупилась, насытилась и свернулась в груди наконец-то угомонившимся, хоть и изредка выпускающим когти клубком. Но теперь всё изменилось. Слова Маверика были предельно ясны. Барнаби так и не узнал, что произошло в ту ночь, и человека, превратившего его жизнь в небольшой персональный ад, не собственными руками убил. То есть, он был согласен на то, чтобы Маверик гнил в тюрьме, - в сознании или без, неважно. Он должен был получить пожизненный срок и никогда больше не увидеть света. Также, как Барнаби не видел, пока не появился Котетсу и силком не выволок его под жгучее солнце.
Маверик не должен был умереть.
- Мне надо… - рассеянно говорит Барнаби, когда что-то мешает ему встать. Всеми своими мыслями он уже там, в размытых задокументированных строках, протоколах задержаний и судебных приказах, но где-то на грани сознания он ещё понимает, что единственной помехой на его пути может быть Котетсу. Банни рефлекторно пытается высвободить руку, но внимания происходящему не уделяет – он чувствует присутствие Тигра, и пусть Тигр трогает его, пусть он даже сжимает его запястье почти до боли, – в этом нет абсолютно никакой опасности, и это значит, что отвлекаться на него ни к чему.
Ни к чему?
- Ты с ума сошёл? – повышает голос Барнаби скорее от удивления, чем от раздражения, когда его, уже вставшего и готового вернуться к столу, опрокидывают назад нагло и без всякого предупреждения.
- Я в своём уме, а вот ты меня пугаешь, - серьёзно говорит Котетсу. Он прижимает Банни к себе тесно-тесно и говорит: - Не пущу. Кричи, сколько хочешь. Но я бы на твоём месте воспользовался случаем и поспал.
- Мы же договорились, - говорит Барнаби. Что бы там ни болтал старик, он не собирается кричать. Они же взрослые люди, в конце концов. Главное – не забывать об этом. – Ты не лезешь в это.
Он хочет остановиться на этой фразе, он чувствует всем своим существом, что должен остановиться, но зачем-то продолжает, слушая самого себя будто со стороны. Барнаби говорит:
- Послушай, чего ты хочешь от меня? Скажи, чего ты хочешь? Потому что я не понимаю.
Даже эта фраза. На ней ещё не поздно было остановиться. Банни всё ещё помнит. Помнит про взрослых людей. Наверное, ему действительно стоит поспать. Слова остаются пустыми оболочками, Барнаби не пытается заполнять их смыслом, эмоциями или значениями, но ведь должна быть причина – почему именно эти слова, сложенные именно в такой последовательности?
В конечном итоге, Барнаби правда не понимает. Он не понимает, чего Котетсу хочет от него. Не понимает, зачем Котетсу живёт с ним. Барнаби вспоминает свою большую квартиру, в которой он всегда оставался один - это было правильным решением, в глубине души Банни не сомневался в этом ни секунды своего существования. Он не умел жить с кем-то, он не умел взаимодействовать, если говорить о социопсихологических концепциях.
"Знаешь, если честно, я думала, ты совсем другой..." - сказала ему на утро после проведённой вместе ночи председатель фан-клуба имени Барнаби Брукса, одна из самых первых поклонниц Банни в качестве героя. Она была разочарована. И, - да, - это было ожидаемо. Барнаби знал, как вести себя на публике, он знал, как следует обращаться с незнакомыми девушками, которые просят подержать его за руку, сфотографироваться рядом с ним и расписаться на футболке. Он даже мог представить, как должен реагировать на коллег по работе. Все эти связи – с кем-то ярче и прочнее, с кем-то – оборачивающиеся тонкой паутиной равнодушия, - Барнаби мог видеть их, мог просчитать их.
-
-
18.10.2011 в 13:49- Я не понимаю, - повторяет Барнаби. Он мысленно делает пометки, на какой сервер должен будет зайти, какие ссылки проверить. Но, наверное, в целом это всё-таки может подождать, потому что Тигр грустит, он точно грустит – Барнаби чувствует на уровне инстинкта, и это совсем не вписывается в его потенциальные возможности, данные от природы, это – нечто приобретённое. Умение чувствовать Котетсу, пусть даже умение кривое, глупое и неуклюжее, словно не способное вырасти полностью, уже рождённое таким негармоничным и некрасивым.
Барнаби целует Котетсу долго и медленно, и очень ласково, потому что его действительно хочется ласкать, обнимать и облизывать. Удовлетворённо кивает, заслышав первый дрожащий стон и сбившийся ритм дыхания.
- Я думаю, что ты тоже не понимаешь, - говорит Барнаби задумчиво, - Потому что это не твоя боль и не твоя печаль, - и Котетсу хочет сказать ему что-то, ответить, но Банни так устал, так безумно устал от всего этого, и от бесконечных споров в том числе. Просто выключите свет, выключите этот яркий свет, дайте пару подушек и тёплого Тигра под бок, и всё будет нормально, - Я ведь говорил. Не хочу… подробностей. Никаких подробностей. Мне кажется, у меня вот здесь, - он касается кончиками пальцев виска, отводит взгляд, расстёгивает тёмно-серую рубашку Котетсу, - …всего так много. Слишком много. И всё перепутано. Мне кажется, - повторяет он, - Если ты добавишь ещё какую-то деталь, я не смогу поставить её на нужное место, и это будет плохо. И дело не только в том, о чём ты думаешь. Правда.
Котетсу целует его ладони. Его запястья. Кожу на шее и ключицы.
- Ты не знаешь, о чём я думаю, - говорит он, лаская Барнаби взглядом, - Но это ничего не значит. Ничего плохого.
- Да ладно, - Банни легко толкает его в плечо, - Я знаю.
- Нет, - улыбается Тигр и берёт в руки его лицо, - Не знаешь.
Банни вздыхает и смотрит на него. Его ресницы слиплись от влаги.
- Я думаю: вдруг это не правда? Всё это. Он мёртв, и от него ничего не осталось. Я даже не могу съездить в тюрьму, увидеть его, убедиться, что он там, а я – здесь, и ты тоже, и всё закончилось… более-менее удачно. Я… очень смутно, ускользающими образами, штрихами, но я, кажется, помню другого Тигра. Он носит красные рубашки и чёрный жилет. Если его разозлить, он показывает язык, а потом на мгновение обнажает зубы. Или, - Барнаби обнимает его, касается лбом обнажённой груди, - Или я всё путаю, и это тоже ты? Или путаю, и это кто-то третий? Маверик всегда любил красное и чёрное. Наверное, это наложилось на созданные им воспоминания. Но его нет, и мне не у кого спросить.
Их ссора на прошлой неделе, когда Банни устроил грандиозный разнос, обнаружив в вещах Котетсу какую-то красную шмотку с тигриными чёрными полосками по бокам. Этот момент предстаёт теперь в совсем другом свете, в нём появляется другой смысл, открывается второе дно.
А ещё Котетсу безумно ревнует. Он не представляет, что там ещё мог надумать и вложить в свою подделку Маверик. Котетсу чувствует себя безмерно глупо, но не может удержать вопроса:
- Каким он был?
По интонациям Банни Котетсу надеется отыскать ответ. Но Барнаби не может сказать ему чего-то определённого. Он не помнит лица, но в тот период это не вызывало тревоги, каким-то непостижимым образом мысли не затрагивали данный аспект. Тигр был константой, непреложной истиной, он просто существовал, и когда Банни думал о нём, память подбрасывала какие-то отдельные фрагменты: сигаретный дым, огонь на ладони. Выточенная из рубинового камня радужка глаз с алыми всполохами внутри. Может ли быть так, что Банни сам придумал себе такого Котетсу? С другой стороны, его осторожные расспросы остальных показали, что они тоже помнили Тигра примерно таким.
Тёмного Тигра.
- Я не помню, - качает головой Барнаби, - Действительно не помню. Это на уровне ощущений. Слишком невнятно.
- Вспоминай, - говорит Котетсу твёрдо и настойчиво, - Что он с тобой делал, Банни? Что ты делал с ним?
Барнаби требуется некоторое время, чтобы понять, какой именно момент их отношений Котетсу имеет в виду. Это сбивает качественнее, чем обвинения в просмотре сетевой порнографии. Банни чувствует, как обжигает щёки, и рявкает:
- Ты точно спятил, старик! Ничего такого совершенно точно не было! – он замирает на неуловимую долю секунды, увлечённый внезапно вспыхнувшим образом, и закрывает руками лицо, - О, господи. Нет, нет, ничего не было, не могло быть. Я надеюсь. Это стало бы апофеозом странности. Лучше просто забыть об этом совсем.
- Нет, - тянет Котетсу, толкая его в грудь, так, что Барнаби теряет равновесие и падает в ворох подушек, - Расскажи мне, - он подминает Банни под себя, пресекая все попытки выбраться, - Расскажи мне, - повторяет Котетсу. В его тёплых янтарных глазах таится тень, - Где это было? Что он говорил тебе?
Барнаби хочет закричать, что ничего, чёрт возьми, не было – во всяком случае, уж точно не в реальности, и Маверик не мог вплести в ткань памяти подобное. Неужели Банни сам достроил картинку таким извращённым способом? Разумеется, он был влюблён, он хотел всего, что Тигр – реальный или фальшивый, - мог ему дать, но даже эта спасительная, всё объясняющая и оправдывающая мысль не способна отрезвить Барнаби теперь, когда от неожиданно прямого вопроса на него хлынул поток смутных ассоциаций, представлений, почти кадров из прошлого, которого нет.
- Существует только один Тигр, - говорит ему Котетсу здесь и сейчас, - И с этого момента он терпеть не может чёрно-красное, - откидывает с лица Барнаби чёлку, убирает её назад, касается губами лба, - Я понятия не имею, что ты себе напридумывал, Кролик, и какие там были декорации: переполненный вагон метро, где невозможно двинуться и всем плевать, кто кого зажимает в углу, или подворотня рядом с ночным клубом, и чем именно ты меня связывал, и как именно я тебя кусал, и что за грязные словечки ты от меня слышал. Это неважно, потому что в реальности всё может быть гораздо лучше.
- Иди к чёрту, - беспомощно говорит Банни, не зная, куда деваться под смеющимся ласковым взглядом. Как, как он угадал про общественный транспорт!? Вроде бы Барнаби никогда не демонстрировал заинтересованности и сохранял непроницаемое выражение лица, если выпадал случай проехаться от остановки до остановки, и даже слишком тесно к Котетсу старался не прижиматься, хоть и хотелось развернуть его к стене, обклеенной разными социальными рекламками, прижать крепко, чтобы не вырвался, и трогать везде-везде, гладить, царапать, - Ничего подобного.
-
-
18.10.2011 в 13:49- Ты уверен, что сохранил все файлы? – уточняет Барнаби, и Котетсу так теряется, что следующую минуту Банни может укладывать, усаживать и раздевать его, как безвольную красивую куколку. Как пожелает.
Не то, чтобы раньше он этого не мог.
- Котетсу, - зовёт его Барнаби. Целует уголок губ, скулу, останавливается у виска. Его тёплое дыхание ложится на кожу, - Я люблю тебя. И я знаю, что тебе не нравится моя… деятельность.
"Не нравится" - это ещё мягко сказано. Хорошо было бы покончить с Уроборосом, правда, с их гибелью исчезнет и львиная доля преступлений в городе, Котетсу уверен. Весьма вероятно, что не только в городе, но и по всему миру. И он, конечно, тоже хочет отыскать эту группировку, тоже хочет засадить их за решётку, просто… просто он мыслит, наверное, иначе, не как Банни. У него не получается возвести это в ранг приоритета, из-за которого не спишь по трое суток. Тигр живёт сегодняшним моментом, он не умеет что-то просчитывать. Здесь и сейчас он занят террористами, ворами, преступниками всех мастей, но Котетсу не привык разбираться в их тёмных делах, в их подельниках, мафиозных семьях, в которых они состоят, и прочем. Он просто отрубает головы гидре, чьё тело скрыто в тумане, и пока головы отрубаются успешно, Котетсу не видит причин паниковать. Для Барнаби Уроборос стал чем-то другим, гротескным и прошивающим все аспекты жизни насквозь. И Котетсу понимал, действительно понимал, но это не значило, что он был согласен с таким положением дел.
И, подождите… что-что Банни сказал?!
- Ты меня затискаешь, - слабо улыбается Барнаби, но с удовольствием терпит объятия, поцелуи и мурчащий счастливый шёпот на ухо. Разве раньше он, Банни, не признавался в любви?
Какое упущение.
- Котетсу, - настойчиво говорит Барнаби, и тот торопливо отвечает:
- Да сохранил я, сохранил!
Банни осторожно треплет его по волосам, как большую кошку, и кивает:
- Хорошо.
А потом кладёт голову на плечо Котетсу.
- Мне понравилось про метро и ночные клубы. Только потом, ладно? – просит Банни, оставляя ремень в покое. Это неправильно – лезть к Котетсу сейчас. Так не честно. Барнаби не должен цепляться за него каждый раз, когда ему плохо и хочется отыскать хоть немного душевного тепла.
Котетсу заслуживает лучшего.
Банни чувствует себя слабым и беспомощным, и запутавшимся, и погрязшим в вязкой, холодной, уже притупившейся тревоге, на смену которой приходит отстраненная затяжная депрессия – когда ты уже не хочешь вертеться неутомимым волчком, и у тебя нет сил на злость, и ярость, и раздражение, они все уже вышли, как порох из патрона. Ты просто хочешь лежать на краю мира, в тихом тёплом местечке, и сухом, – непременно сухом, потому что под дождём и по грязным лужам Барнаби с детства набегался, когда приставал ко взрослым важным прохожим со своими картинками.
На грани сна и яви он думает о том, что, наверное, ему действительно лучше уехать и не мучить ни Тигра, ни себя. В конечном итоге, никто не запрещает им просто встречаться. И Барнаби встречался бы с ним при любой удобной возможности, в те периоды, когда образы Маверика, Уробороса, Джейка и Тёмного Тигра, сплетаясь в единое безобразное чудовище, не заставляют биться как в лихорадке. Барнаби предпочитает, чтобы эту его сторону Котетсу не видел. Банни и так-то не подарок, но если в нём есть хоть что-то хорошее – пусть оно будет для Тигра, оберегает его от всего остального грязного и воспалённого, что есть в сознании Барнаби.
- Банни, - зовёт его Котетсу, и, наверное, у Барнаби дежа-вю: как и целую вечность назад, он снова дремлет, и Тигр снова произносит это глупое прозвище своим тихим чудесным голосом, и, наверное, опять подхватит на руки. Но вместо этого Котетсу приподнимает его, снимает рубашку, проверяет перевязь бинтов на груди – не повезло на последнем задании. Котетсу просит:
- Выпей, - и обещает: - Это вкусно, честное слово.
Барнаби в полусне касается языком гладкого края кружки. Ему хочется рассмотреть, чья она, но получается только бросить на Котетсу краткий взгляд из-под опущенных ресниц. Тигр принёс ему чай с какой-то незнакомой Барнаби травяной добавкой. Её вкус довольно горький, но перебивается другим, странной сладостью, не похожей на сахар или мёд. Впрочем, Барнаби и горький бы выпил – главное достоинство чая было в том, что он оказался горячим, ровно такой температуры, чтобы не обжигать, но ни градусом ниже. Банни делает несколько глотков, как хороший, послушный мальчик. Обнимает Котетсу за талию, кладёт голову ему на колени. Где-то на периферии сознания отмечает едва слышный звук поставленной на пол чашки. А потом Котетсу раздевает его до конца, потому что Банни терпеть не может спать в одежде. Вернее, просыпаться.
- Я люблю тебя, - говорит ему Тигр, и Барнаби не знает, что ответить: по какой-то непонятной причине признаваться самому было куда легче, чем принимать такие признания. Это неловко немного, словно ответный любезный жест, словно Тигр ему чем-то теперь обязан. Банни предпочел бы эти же слова в другом месте и в другое время, чтобы они не были связаны контекстом и ситуацией с его собственными, - И всё будет в порядке. Всё будет хорошо. Обещаю.
- Я сплю, - отвечает Банни, и это очень похоже на по-детски застенчивое «я в домике». Котетсу ложится на кровать, прижимает Барнаби к себе, и тот вздрагивает от прикосновения к горячей коже.
- Я люблю тебя, - повторяет Котетсу настойчиво и серьёзно, - Спи. Завтра в час пик мы идём кататься на поезде.
-
-
18.10.2011 в 17:13Заказчик.
-
-
18.10.2011 в 17:27-
-
18.10.2011 в 17:55и атмосфера просто чудесная, и персонажи такие верибельные. даже темный Тигр, к которому я довольно скептически отношусь, здесь очень удачно вплелся. читать тяжело: не плане слов, с этим все замечательно, а в плане настроения - действительно чувствуется, что у персонажа проблемы
и еще здесь совершенно очаровательный конец
кланяюсь в ноги, автор
-
-
18.10.2011 в 22:42Эту заявку легко можно исполнить на порядок ниже, но то, до каких вершин Вы подняли ее, просто исполнив, - удивительно. Несомненно точный и выверенный до последней запятой текст. Он такой... такой... Я просто в тихом восторге от него. Серьезная работа.
-
-
18.10.2011 в 23:16Вы мне чуть грудную клетку в клочья не разорвали этим.
в хороших смыслах слов-
-
19.10.2011 в 00:42Гость 2011-10-18 в 17:27
Мне очень приятно. Спасибо за комментарий.
chuckless, благодарю за столь высокую оценку. Автор счастлив, что удалось достойно выписать как атмосферу, так и персонажей. Тёмный Тигр
выпрыгнул из-за углаподкрался незаметно.Ев.АнгеЛ.ина, право, я даже не знаю, что ответить на такой лестный отзыв. Спасибо большое. Радуюсь и горжусь.
Цветы прекрасны.
.foRon, автор очень признателен Вам за комментарий. Мне это важно, честное слово.
~ автор
-
-
21.10.2011 в 14:15-
-
21.10.2011 в 14:21~ а
-
-
21.10.2011 в 16:07-
-
21.10.2011 в 18:08Каллы - искренне восхищение. Я не знала, как выразить его словами, а тут этот букет!..
Произведение прекрасно
-
-
22.10.2011 в 18:35Ев.АнгеЛ.ина,
Я не знала, как выразить его
К сожалению, я точно так же не могу найти слова, чтобы выразить свою признательность. Простое "спасибо" кажется мне недостаточным, но что ещё сказать? Спасибо, большое спасибо. Автор действительно очень польщён.
~ а
-
-
27.10.2011 в 03:18А за чудесный текст - отдельное спасибо! Конец, несмотря на ... некоторую обещанную после него пикантность очень тронул.
А что за тема с Темным Котетсу? Смотрела аниме, мангу не читала. Или это уже фаннонный факт - что он таки был Темным и человеком, а не просто черно-красным роботом?
-
-
27.10.2011 в 19:49Про Тёмного Котетсу автор писал, основываясь на том, как сам понимает логику способностей Маверика (в реальности, конечно, существует лишь один Тигр. Замена на некий фальшивый образ имела место лишь в сознании героев). "Тёмным" же он назван скорее для того, чтобы читателям было понятнее, о чём речь. Упоминание про красную рубашку и т.д. - да, действительно, дань фанону и прекрасным артам на эту тему.
Прошу простить, если ответ получился смазанным / не очень понятным.
~ а
-
-
27.10.2011 в 22:04-
-
17.11.2011 в 01:12aleks-neko, спасибо, автор очень рад.
автор
-
-
21.11.2011 в 07:55-
-
21.11.2011 в 10:37-
-
18.04.2012 в 22:10